грустный

Если бы Виктору дали ручку и попросили описать свою жизнь, не прибегая к резким и матерным выражениями, то единственным, что смог бы сделать Нортон, это изобразить на предоставленном ему клочке бумаги стойко натянутый в сторону чтецов средний палец - единственный символ, емко умещающий в себе одновременно и то, что должно было бы быть отображено в описании его жизни, и то, что сам подросток думал о ней и обо всех его окружающих. Дерьмовая жизнь, в дерьмовое время, с дерьмовыми перспективами. Возможно, конечно, он попросту не умел относиться к этой жизни с позитивом, а потому не был способен увидеть в ней хоть что-то хорошее, но как бы там ни было, каждое новое утро Виктор встречал с одной неизменной мыслью - желанием, чтобы все это поскорее закончилось. Со стремлением побыстрее завершить это все. С намерением пораньше сдохнуть.
Мысли о смерти, хоть это и не было нормально для человека любого возраста, начали посещать его давно. Задолго до того периода его жизни, который, хоть и с натяжкой, но уже можно было отнести к подростковому. Возможно, когда первая из них появилась в его голове, Нортону было лет пять или шесть, а возможно он был и того младше. Так или иначе, уже тогда она не показалась ему пугающей или странной, не вызвала никакого отторжения, не ощущалась неестественной или недопустимой. Виктору даже не было за нее стыдно - не смотря на все старания окружающих донести до общественных масс утверждение, что самоубийство, в любой из форм, есть грех и слабость, Нортон не ощущал себя ни слабаком, ни грешником. А если и ощущал, то вряд ли испытывал хоть толику стыда за это, ведь в его случае, одним большим и нескончаемо-блядским грехом было не что-то выборочное в ней, а вся его непродолжительная паскудная жизнь целиком, начиная просто с зачатия. И этот день, как и тысячи до него, нисколько не планировал отличиться в лучшую сторону...

Из беспокойного и совершенно бессмысленного сна, - бессмысленного потому, что сколько бы он ни спал, он совершенно не высыпался, - Виктора вырвала противная трель звонка на старом телефоне, вынудившая подростка, матерясь сквозь муть, приподняться на локте, на своей импровизированной кровати на полу, и стянуть чертов смартфон с компьютерного стола рядом.
- Алло? - звонили с неопределенного номера.
- Олд-Стонхейвен-роуд, выезд из Нигга. Магазин строительных товаров. У кассира спросишь, бывал ли он в ХоумДиппо в Ванкувере. - хриплый, чуть осипший голос в динамике звучал немного картаво, словно бы говорящий зажимал что-то в зубах. - Половина второго. Не опаздывай. - звонок прервался, не предоставив возможности ответить.
Нортон оторвал смартфон от лица и глянул на ослепляющий светом экран - вверху разбитого дисплея, маленькими жирными цифрами значилось "21:43".
- Твою мать... - Виктор прикрыл глаза, потирая их холодными и синими пальцами поломанной руки, и медленно откинулся обратно, на расселенное по полу одеяло. На фоне всей этой истории с Фрэнком и последствиями от нее, он нахрен забыл о том, какое сегодня число.
- Чего случилось? - собственный голос, только чуть более высокий и чуть менее простуженный, донесся из противоположной стороны комнаты, вынуждая Нортона беззвучно выругаться.
- Ничего Винс, - стараясь звучать как можно более убедительно отмахнулся мальчишка. - Просто забыл о том, что обещал одному человеку. - Нортон сморгнул гуляющие по потолку тени, потом выдохнул, словно принимая какой-то непростое для себя решение, и сел, складывая ноги по-турецки так, что плед сполз с груди до бедер. - Я разбудил тебя?
- Нет. - в темноте комнаты что-то зашевелилось, как если бы лежавший на кровати, на противоположной ее стороне, человек покачал головой. - Я не спал.
Виктор кивнул на это, вслух ничего не отвечая. Он знал, что Винсент, как и он сам, испытывает серьезные проблемы со сном, а поскольку он никак этому не мог помочь, то смысла развивать эту тему не видел - брату, как никак, было ничем не лучше, чем ему самому.
- Срать пойдем? - уточнил он бесцветным тоном, когда пауза начала казаться слишком затянувшейся.
- Мне пока не надо. - тень на кровати не пошевелилась.
- Потом, Винс, меня не будет. - Нортон подтянул к себе колени, положил на них руки и попытался сцепить оные в замок, но правое запястье пронзило болью так резко, что это вынудило мальчишку болезненно втянуть воздух.
- Значит, - вновь послышался его же голос, - я доползу сам.
- Блять, чувак... - недовольно скривился Виктор, небрежно отмахиваясь. - Давай без этой хуйни, хорошо? Я не хочу потом мыть и ебаную хату, и кровать, и тебя. Мне вчера хватило твоего дерьма! Так что, давай, садись, бля. - Нортон поднялся на ноги, слишком резко для ситуации сокращая расстояние между ними двумя. Брат, в свою очередь, даже не пошевелился, продолжая, как и прежде, лежать и смотреть в потолок совершенно пустым взглядом... Агрессия в мальчишке тот час сменилась щемящей совестью - он снова сорвался на него. Снова.
Чтобы там Виктор не думал о себе и о своей жизни, но Винсенту жилось намного хуже, чем ему самому, ведь, по крайней мере, в отличие от брата, Виктор мог свободно сам себя обслуживать... Местами даже слишком свободно. Для Винса же даже сходить посрать было недоступной роскошью.
С Винсентом они были близнецами. Однояйцевыми, если такое уточнение имеет значимость. Родились с разницей в несколько минут, о чем знали скорее из соображений общей эрудиции, чем в результате уведомления от кого-либо. Росли вместе, страдали вместе и, на самом деле, примерно половину жизни ничем друг от друга не отличались - два абсолютно одинаковых сукина сына, что так часто получали пиздюлей от очередных материных любовников. Два абсолютно ничем не примечательных мальчишки.
Потом была одна история, в процессе которой Винсенту досталось сильнее, чем ему самому, и с тех пор, его некогда подвижный и не менее самостоятельный, чем он сам, брат стал... Обузой. Безногой парализованной обузой, не способной к самостоятельному передвижению.
- Прости меня, Винс. - вернее, все было не совсем так. Ноги у Винсента были. Но полученная травма, судя по безразличным речам местного невролога, навсегда лишила мальчишку возможности ими пользоваться. - Дерьмовый день.
- У тебя все дни дерьмовые, Виктор. - что правда - то правда. Вито давно забыл, когда он последний раз радовался прожитому дню, и считал его если не отличным, то хотя бы по-просту хорошим. - И я не виноват, что ты меня тут бросил и свалил, ни о чем не предупредив.
Нортон тяжело вздохнул, ничего не отвечая.
Обо всей этой истории с Фрэном Ривьером, равно как и обо всем том дерьме, что случилось после их встречи, Виктор предпочел брату не рассказывать. В конце-концов, новость о таком отце была болезненна даже для него и сложно было представить, насколько тяжелой она окажется для Винсента, который все еще продолжал во что-то верить...
- Бро... - он растянул рот в некотором невеселом подобии улыбки, хотя отлично знал, что выглядит скорее раздраженным, чем веселым. - Просто давай сделаем это и все, ок?
Вполне ожидаемо, брат ответил молчанием. Что ж, они знали друг-друга достаточно долго, чтобы Виктор мог воспринять это молчание в качестве определенной формы невербального согласия, в котором оно дается скорее вынужденно, чем искренне, однако не препятствует последующим событиям. А мальчишке, в принципе, ничего другого нужно и не было.
Он наклонился над Винсентом, помогая брату избавиться сначала от пледа, затем от штанов, а после - потянул близнеца на себя, помогая тому сесть и, придерживая его за руки, повернулся к нему спиной, позволяя Винсенту закинуть руки ему на плечи и обнять.
- Готов? - уточнил Нортон бесцветно и, как только услышал такое же бесцветное "угу" у своего правого уха, резко подался вперед и выпрямился, подхватывая брата под его тощие бедра. Замок и рук Винсента привычно воткнулся в кадык.
Они делали это каждый ебаный день. Каждый ебаный день, на протяжении вот уже пяти лет.
После полученной травмы, и прежде никому не нужный, брат оказался брошен всеми окончательно. Какое-то время, - может, месяц или около того, - за ним еще помогала ухаживать бабуля, но потом, после ее внезапной смерти, обязанность следить за близнецом полностью легла на плечи Вито. И хоть ему самому, не будем этого скрывать, перспектива провести остаток жизни с обузой в виде своей беспомощной копии на шее нисколько не улыбалась, Нортон так и не позволил себе сделать ничего из того, что позволило бы ему избавиться от Винсента. Видимо, это и была братская любовь - единственная когда-либо существовавшая любовь в жизни Вито.
Ткнув лбом в выключатель и пихнув им же дверь, Виктор внес брата в уборную, убитую и отвратительно старую, как и все в этой халупе, и морщась от боли, кое-как опустил его на сортир - местами почерневший от времени и зиявший миру пробоиной в бачке у самой крышки.
- Давай не рассиживайся. - он отошел к раковине и открутил один из вентилей - из крана, еврейской струей, потекла мутная вода. - Ну прям ахуеть как вовремя.
- Опять насос забился? - поинтересовался с горшка Винс.
- Угу... - сухо буркнул Нортон. - Похоже, что так. - помимо всего прочего дерьма, ему определенно не хватало сейчас чего-нибудь подобного. Забитого насоса, сдохшего генератора, очередного визита приставов или социальных служб. Чего-нибудь такого, что в очередной раз намекнет Виктору на то, что всему и вся в этом мире глубоко поебать на все его личные проблемы и старания...
Как будто собственной семьи и кипы неуплаченных счетов на столе ему было недостаточно.
Они жили в ветхом заброшенном хибаре на берегу моря, - в продолговатой белой одноэтажной лачуге, больше напоминавшей строительную бытовку, чем реальное жилье, - доставшейся братьям в качестве самоприсвоенного пристанища. Некогда, лет пять назад, эта помойка принадлежала старой проститутке Шейли, - той, которую, к слову, Нортоны, по какой-то причине, считали за бабушку, - и в которую Виктор с Винсентом сбежали сразу после ее внезапной смерти. Юридически, само собой разумеется, они никакими правами на это жилье не располагали, однако, в силу того, что единственный сынишка той самой Шейли коротал свои 50 лет заключения в тюряге где-то под Йоркширом, посчитали себя вполне имеющими право занять эту дыру в качестве долгосрочных самовольных съемщиков.
Вернее, посчитал так Вито - Винсенту, судя по всему, было все равно, где и с кем они будут жить.
Особенно в ту пору.
- Ты так и будешь тут торчать? - внезапно раздавшийся за спиной голос заставил Виктора нахмуриться и адресовать брату полный возмущенного непонимания взгляд.
- А что? - буркнул он. - У тебя с этим какие-то проблемы начались?
- Ебать, Вито! - его собственная патлатая копия скривилась. - Я срать собираюсь, а не журнал читать. Съеби нахуй, прояви ебаное уважение к к моему личному пространству. 
- Ох ну ебать мы дожили... - Нортон аж в лице вытянулся от такого заявления. То есть вот то, что он убирает за ним дерьмо - это нормально, а находиться с ним в одном помещении в тот момент, когда он это дерьмо из себя выдавливает - нет? Отличная, блять, логика! А главное как вовремя! - Да пожалуйста! - ударом ладони по вентилю Виктор закрыл кран. - Смотри не свались с сортира, мистер-цените-мое-личное-пространство, блять. - он стряхнул воду со здоровой руки в раковину и, кинув полотенце на травмированную, сгинул в дверном проеме, буркнув напоследок. - И давай не рассиживайся тут, нахуй. Не один.
Он вернулся в комнату, намеренно резко прикрывая за собой дверь, однако все-таки не закрывая оную полностью. Винс, который хоть и бесил его подобными выебонами, все-таки действительно мог в любой момент свалиться на пол, а значит мог воспрепятствовать ее открытию своей костлявой тушей. И пусть Нортону сейчас искренне хотелось приложить брата чем-нибудь тяжелым, все-таки, ничто не давало ему на это права, как и ни к чему хорошему это не привело бы. В конце-концов, не Винсент был виноват в его проблемах, да и было ему самому ничуть не проще.
Вернувшись к столу рядом со своей подстилкой, Вито вновь подцепил пальцами телефон, проверяя время, а затем, включив на нем фонарь, повернулся и подошел к кровати брата - злость-злостью, но убедиться в том, что он оставит его на чистом и сухом белье, все-таки было надо. В конце-концов, кто знает, возможно сегодня он снова пропадет на несколько дней, и Винсенту придется опять все делать самому. В смысле, все то, с чем в обычной ситуации ему был вынужден помогать Виктор.
Удостоверившись, что кровать брата сухая и все еще чистая, подросток наклонился чуть ниже - туда, где у подножья в ряд стояли несколько пластиковых бутылок, часть из которых была уже заполнена мочой.
Да. Отвратительная и неприемлемая для нормального человека вещь - мочиться в бутылки из-под кока-колы, занимаясь этим на постоянной основе. Что ж, ничего не поделаешь. Мера вынужденная и, говоря откровенно, не такая уж отвратительная, как может показаться на первый взгляд - ведь грешат же подобным многие дальнобойщики или копы, занимающиеся слежкой. Чем, в конечном счете, Винсент хуже? Ему, по крайней мере, такая процедура необходима куда сильнее, чем им.
Не ссать же ему в штаны, в конечном счете. Особенно, когда рядом нет Вито.
Подцепив пальцами здоровой руки тару, Нортон зажал телефон зубами и переместился к окну. Открыл его с горем на пополам, - все также проклиная само мироздание, каждый раз, когда руку пронзала очередная вспышка боли, - и кое-как открутив крышки - вылил содержимое на раскинувшуюся под окном клумбу из сорняков, ощущая, как вместе со свежестью моря и дождя, в комнату также врываются пары застоявшейся урины.
- Вито! - Нортон как раз стряхнул за окно последнюю бутылку. - Я закончил.
- Футболку задери, - мальчишка вернулся в уборную, на ходу швыряя грязные бутылки в раковину и стаскивая с держателя бумагу.
- Я сам. - без тени настроения возразил брат, держась рукой за стенку, и с трудом удерживая себя в нужном положении. - Просто, подойди ближе. Мне надо держаться за что-то перед собой, а не сбоку.
- Как хочешь, - покачал головой Виктор. Затевать никому не нужный спор у него сейчас не было ни желания, ни времени. В конце-концов звонивший ясно велел ему не опаздывать, а он, давайте будем откровенны, и так мудился с происходящим слишком уж медленно.
Подойдя к Винсенту так, как брат о том просил, Нортон подал ему руку и позволил близнецу навалиться на него всем телом. Чертова рука, - будь неладен этот блядина-Фрэнсис, - в очередной раз пронзила болью, вынудив мальчишку напрячься сверх меры и хрипло замычать.
- Что случилось? - Винс зашевелился у него на груди, запрокидывая голову и упираясь лбом ему в подбородок, в тщетной попытке заглянуть брату в глаза.
- Ничего. - бесцветно отозвался Нортон, невольно наблюдая за вытирающей задницу рукой брата. - Ты закончил?
Голова у него груди зашевелилась вновь, выворачиваясь в другую сторону и проверяя то, что проверяем все мы, очищая жопу после определенных процессов.
- Вроде да.
- Наконец-то. - не говоря более ни слова, Нортон пихнул рычаг смыва и, прежде чем Винс начал нести какую-нибудь очередную, по мнению Виктора, ерунду, вновь взвалил брата на спину.
Возвратив Винсента на кровать, одев его, укрыв и кинув ему на грудь несколько новых журналов о компьютерной технике, - единственной интересной близнецу теме, - Вито прикрыл оставленное прежде отрытым окно, после чего сам вернулся в уборную, на сей раз все-таки закрыв дверь в нее.
Снова пальцы его открутили вентили. Снова потекла скупая струя воды. Снова он взялся за проклятые пластиковые бутылки. Наспех вымыв и их, и собственные руки, Виктор кое-как разделся, - шевелиться, честно говоря, было все еще очень больно, - и проклиная все на свете загнал себя под ледяной душ. Холодная вода тот час свела тело, заставляя сжаться все, что было способно к сжатию. Он кое-как намылился, уделяя особое внимание тем местам, где запекшаяся кровь, казалось, въелась в кожу подобно татуировке, и не переставая шумно выдыхать смысл с себя то, что мылу удалось очистить, однако по-итогу вылез из ванной почти таким же грязным, каким и залезал.
А вот перед зеркалом пришлось задержаться чуть дольше, чем Нортон планировал, и вовсе не потому, что сквозь полумрак тусклой лампы с отражения на него смотрел худой и словно постаревший мальчишка, а потому, что его собственное тело сейчас выглядело каким-то сюрреалистичным: обтянутые кожей мышцы проступали слишком отчетливым для двенадцатилетки рельефом, ребра выпирали, тазовые кости тоже; на бледной коже рук, как у йети, росли не волосы, а почти что шерсть, она же покрывала часть спины и присутствовала на голенях, а от лобка наверх, к пупку, не смотря на юные годы уже начинала прорастать блядская дорожка. Кожа, практически везде, была синюшной от расползшихся гематом, и местами красовалась перетянутая порезами и ссадинами. Правая рука, у запястья, была значительно толще, чем левая, синяк под глазом растекся на переносицу, щеку и висок, а сбоку, под рукой, виднелись налившиеся кровью захлесты.
Будь Виктор бритоголовым, ко всей этой игре цвета, прибавилась бы еще тонна синяков и ссадин по всей голове, оставшихся после их с Фрэнком... Разговоров.
- Чтоб ты сдох самой лютой смертью. - прошептал он чуть слышно, в приступе раздражения он сплевывая куда-то в сторону и, занеся здоровую руку, растрепал свои мокрые волосы, скорее из желания спихнуть на что-то агрессию, чем что-то еще. - Тварь, блять, кривомордая.
После их с Ривьером "расставания" прошло не более, чем два дня - срок недостаточно длительный, чтобы остыть или как-то осмыслить ситуацию, но достаточно напряженный и долгий, чтобы воспылать к человеку еще большей ненавистью, чем прежде. Так что все, на что приходилось надеяться Виктору в данную секунду, это то, что грядущей ночью он не столкнется с Фрэнком в на боях...
Как минимум потому, что позора ему хватит и без присутствия блядины-отца, искалечившего его до нынешнего состояния.
- Сука...
Виктор вновь провел пальцами по мокрым волосам, с силой оттягивая их назад и словно бы желая сорвать их с себя вместе со скальпом. Он отлично знал, что сегодняшнюю драку ему не выиграть. Да куда там! Будет ебаным чудом, если в таком состоянии он вообще сможет добраться до этого ебаного строительного магазина!
Блядство, вашу ебаную мать.
- СУКА!
Резкая вспышка гнева - и кулак многострадальной руки врезается в стенку рядом с раковиной.
Зря.
Но об этом Вито успевает пожалеть слишком поздно.
Вспышка боли вновь прознает все тело, вынуждая мальчишку согнуться буквально пополам и выдохнуть рывками. Он чувствует, как сустав снова начинает пульсировать. Чувствует, как тотчас каменеют связки, а ладонь сводит в неестественной позе.
- Твою мать... - упираясь рукой в покрытую ржавчиной раковину, Нортон опускает на предплечье лоб, и стоит так некоторое время, покуда боль не стихает до терпимой.
Что ж... В одном сомневаться не приходилось - это будет очень сложная и полная страданий ночь.
Ночь, полная позора.

---

Дорога до строительного магазина на выезде из Нигга оказалась дольше, чем ожидал Виктор - во-первых потому, что дорожные службы перекопали участок прямого пути из-за какого-то там прорыва, а во-вторых по причине того, что все это время, не прекращая ни на секунду, с неба лил проливной дождь, а в рожу дул пронизывающий и по-зимнему холодный ветер.
Вито, чьим единственным транспортом был старый, местами уже подгнивший велосипед, - неизменно краденный, как и практически все его имущество, - оказался слишком усталым и измотанным, чтобы бороться с царящей непогодой шустро, и потому ехал, как получалось. Он несколько раз чуть не навернулся - не имея возможности держаться за руль сразу обеими руками, Нортон то и дело был вынужден прятать в карман и здоровую, но, почему-то именно в эти моменты, порывы ветра становились совсем уж резкими, и дважды его фактически сдувало в кювет. Не свалиться мальчишке оба раза помог лишь его опыт.
Поэтому, когда он наконец-то подкатил к нужному месту, время уже точно перевалило за час ночи.
Нортон оставил байк у входа, не утруждая себя необходимостью пристегивать оный - как показала практика, эта рухлядь была не нужна никому, кроме него самого.
Не смотря на обозначенные часы работы, ясно говорившие о том, что магазин закрылся уже шесть часов как, и раньше десяти утра открываться не планировал, дверь в него, однако, оказалась открыта - поддалась безо всяких проблем, когда Нортон толкнул ее.
Внутри, в отличие от улицы, было тепло и сухо, горел только технический свет и пахло какой-то, чрезмерно напиханной химией, едой.
Стараясь особо не шуметь, Виктор прошелся вдоль прилавков, рассматривая имеющийся в наличии товар и как бы между делом подмечая, что и для каких нужд могло бы потребоваться ему дома, а затем, наконец, приметил сидящего поодаль не то продавца, не то охранника.
Что ж. В любом случае, раз тип не подорвался от звонка колокольчика, то явно был в курсе происходящего мероприятия. Особенно с учетом того, с каким безразличием тот продолжал жрать лапшу даже тогда, когда Виктор подошел к нему практически вплотную.
- Кхм. - продрал глотку подросток, одновременно требуя к себе внимание. - Салют, чувак. Как дела? - он уперся предплечьем в витрину. - Бывал в ХоумДипо в Ванкувере, а?
"Чувак", меж тем, перевел на него не то безразличный, не то оценивающий взгляд и, запихнув очередную порцию вонючей лапши в рот на прыщавой морде, крикнул куда-то вглубь подсобки.
- Он пришел!

обычный

Не так Барри Робинсон планировал провести этот день. Определенно, не так.
Закрывая глаза на то, что он повздорил со своим сменщиком и теперь был вынужден выполнять все доставки самостоятельно, эта история с девчонкой, хоть и тешила мнимые остатки его самолюбия, все-таки доставляла скорее проблемы, чем гордость за себя самого. Он отстал часа на три от расписания, которое и без этого наступало ему на пятки, потратил массу лишнего горючего, помогая вытащить увязшую в грязи карету скорой помощи, порядком перенервничал, ожидая прибытия полиции, и теперь обнаружил себя подписавшимся в роли волонтера на какие-то поиски, которые совершенно не входили в его планы.

Кряхтя в почти что в такт порыкивающему двигателю грузовика, добряк-Робинсон (речь тут идет вовсе не о его душевной доброте, а скорее о добротной окружности его живота) чиркал спичками, и чертыхаясь скорее по-привычке, чем испытывая реальную на то необходимость, пытался прикурить пожёванную папиросу. На приборную панель его старого самосвала был кинут распакованный, но не начатый сандвич, на соседнем сидении покоился открытый термос и небрежно брошенные рядом рукавицы, весь салон кабины был усеян раскиданными и распиханными по все щели бумагами (начиная от кассовых чеков на пончики Сэра МакВалла, заканчивая накладными на отгрузку товара), а в ногах валялись фантики.
Барри обильно потел, — что не добавляло ему ни привлекательности, ни свежести, а также весьма часто случалось с людьми, попавшими в стрессовую ситуацию, — постоянно поправлял свою глуповатую вязанную шапку и в перерывах между нервным сопением продолжал свои попытки отравить себя дозой никотина.

Он не был человеком смелым. Не был тем, кого можно было ставить в пример окружающим. Не был успешным. Вообще не был значимым. Отнюдь, ему скорее соответствовала характеристика пресмыкающегося передо всеми неудачника, которому чудом повезло ухватиться за стабильную и сравнительно прибыльную должность. Совсем не исключено, что вырасти Барри где-нибудь в Нью-Йорке, то он давно бы закончил свои дни в какой-нибудь сточной канаве, сказав кому-нибудь что-нибудь лишнее, или же не посмотрев по сторонам в дождливый мрачный день.
Отчасти даже удивительно, что такому, как он, выпала подобная честь.

К тому моменту, когда из ночной темноты его взгляд выхватил приближающиеся огоньки света, сигарета пришла в полную негодность, а от пота промок его аляпистый свитер. Барри выхватил самокрутку из губ, подался немного вперед и внимательно всмотрелся вдаль - среди густо сплетенных ветвей, обступивших узкую грунтовую дорогу почти вплотную, местами проглядывали вспышки света, словно кто-то вел мощный фонарик по невидимым волнам. Барри заметно напрягся (хотя, разумеется, разумом понимал суть происходящего) и крепко схватился своими мясистыми пальцами за затертую баранку руля.

- Едут. - Гаркнул он наконец-то, но потом, словно что-то вспомнив, хлопнул себя по лбу и распахнул дверь кабины. - Едут! - Его взволнованный голос прокатился по небольшой опушке, площадка под стоянку на которой была буквально вымята в подлеске чем-то тяжелым, и явно не далече, чем пару часов назад. - Детектив Рафферти. - Объемное тело вывалилось из кабины вслед за головой. Борясь с одышкой, Барри Робинсон поспешил по размытой дороге немного назад: туда, где на такой же вымятой грузовиком площадке стояла в ожидании машина мистера Рафферти. - Сэр, они свернули от железной дороги, сэр. - Чуть поскользнувшись у задней двери, Робинсон грохнул своей пятерней по крыше легковушки (явно в попытке удержаться на ногах, а не из желания довести детектива-инспектора до инфаркта). - Еще минут пять и будут у нас.

смешной

Иногда так случалось, что Рамирез все-таки посещал школу и, порою, даже задерживался дольше чем на одном занятии. Бывало такое, конечно, редко, а закономерности никакой в этих посещениях не было, - так как совершалось оно скорее “от балды”, нежели основываясь на каких-то конкретных побуждениях, - но все-таки случалось.
Так было и сегодня - шел уже четвертый час занятий, а Хоакин, покамест, даже не планировал сбегать. Более того, он исправно делал вид, что ему интересно: сидел молча, смотрел вниз и не задавал никаких провокационных вопросов, - которые еженедельно служили причиной для общения с мистером Шеффалдом, - и, словом, вел себя едва ли не образцово-показательно.
А причина такого замечательного поведения крылась ниже, точнее - внизу. Вернее под партой. Буквально. Совсем.
Но - нет, то был вовсе не акт вожделения к своей левой и совсем не шокер у паха (хотя последнее, в каком-то смысле, уже ближе). Отнюдь.
Создавая видимость, словно он сосредоточенно конспектирует все, что пытается донести до собравшихся педагог, Хоакин тем делом так же сосредоточенно переписывался с некой Венди из списка контактов на айпэд.

Кстати о нем.
У Хоакина не было айпэда и, разумеется, в ближайшей обозримой перспективе оный ему не даже светил - по крайней мере до той поры, в которой он перестанет открывать “список лучших учеников школы” с конца.
И все же айпэд в его руках сейчас присутствовал - настоящий, немного потертый, однако вполне себе рабочий.

R.R.: я считаю, что ты очень горячая!
V.L.: прошу прощения?
R.R.: я считаю, что ты очень горячая, Венди!
V.L.:Ричард, ты напился?
R.R.: разве это что-то меняет?
Может быть у меня к тебе
есть чувства!
V.L.: Росс, у тебя все хорошо?
R.R.: нет! я хочу тебя!

- Где взял? - раздался шепот позади его уха.
Рамирез коротко обернулся и натянул на лицо самодовольную ухмылку.
- Места знать надо, - протянул он не громче одноклассника и чуть повел бровью. Удивление в тоне Джейсона польстило его самолюбию и он едва не пустился в рассказ о собственном утре, только новое сообщение в чате вернуло его в диалог.

V.L.: Мистер Росс, я ценю Вашу откровенность,
но боюсь подобные разговоры неуместны!
R.R.: почему нет? Венди! У меня есть к тебе чувства!
Я люблю тебя! Не будь жестока!

- Что за херню ты там пишешь? - Джейсон подался вперед, перегибаясь через парту и пытаясь заглянуть в планшет.
- Увидишь! - ответил Рамирез тихим, хитрым голосом.

V.L.:  Думаю, нам стоит прекратить этот разговор сейчас.
R.R.: Давай потрахаемся? У меня в лофте. Сегодня. После работы…

- Кто такой Росс? - Джейсон тянул шею подобно жирафу, что старается достать до самых верхних и сладких листьев на дереве.
- Мой старший брат, - небрежно бросил Хоакин. Кривя губы в усмешке, он выжидательно смотрел на айпэд.
- Это он дал тебе его? - Джейсон бросил беглый взгляд на учителя, который, в ту секунду, был глубоко поглощен своим объяснением.
- Пфф, ага, мечтай больше, - мальчишка тихо прыснул, - я утащил его, пока эта шпала волосатая отсыпается после ночной пьянки.

V.L.:  Почему ты не берешь трубку?
R.R.: Я не хочу, чтобы ты кричала на меня, Венди.
Я тебя люблю! Я хочу отношений! Хочу семью.
V.L.:  Возьми трубку, Ричард.

- А кто такая эта “Венди”?
- Да хрен ее знает. - Рамирез вновь бросил взгляд за спину, - может коллега какая-то, может просто какая-нибудь телка.
- А он че, реально ее любит? Этот твой брат или… - Джейсон резко замолк и коротко кивнул в сторону доски.
Рамирез повернулся как раз вовремя, чтобы поймать на себе взгляд учителя.
- Вы заняты чем-то более интересным, мистер Рамирез? - осведомился он критичным тоном.
- Что Вы, - выпалил Хоакин, - что может быть интереснее истории о том, как мошкара в желудке лягушки превращается в говно!
По классу волной прокатился смех. Он бы смолк мгновенно, если бы не Питер и Лора, которые на любую шутку Рамиреза всегда реагировали истерикой. Вот и сейчас, сидя за соседними партами, они поглядывали друг на друга и давились от смеха.
- Хватит! - зло гаркнул учитель. - Рамирез! Еще одно слово - и отправишься к директору! Я понятно изъяснился?
Мальчишка наигранно выпучил глаза и медленно сполз на стуле.
- Рамирез? - Мистер Билд сделал резкий шаг вперед. - Я понятно изъяснился?!
Но Хоакин лишь пуще вытаращил глаза и съехал по стулу еще ниже.
Лора, по щекам которой, к этому моменту, от смеха уже текли слезы, попыталась выговорить что-то вроде “вы же сказали ему молчать”,  но на деле ее речь превратилась в непонятный набор звуков, и в итоге, весь класс снова скатился в звенящую истерику.
В бессилии, которое, признаться, в обществе Хоакина настигало его регулярно, Билд лишь бросил ледяной взгляд на мальчишку и выждав минуту, дабы позволить детям перевести дыхание, попытался вернуться к своей лекции.

Удостоверившись, что он перестал быть объектом всеобщего внимания, Хоакин вновь опустил взгляд на экран планшета.

V.L.:  Возьми трубку, Ричард.
V.L.: Ты слышишь меня?
V.L.: Росс. Немедленно возьми трубку.
V.L.: Пожалуйста, зайди ко мне в офис,
когда соизволишь явиться на работу.
R.R.: Покажи сиськи?